Самое ценное из утраченного — даже не еврейская интеллектуальная
утонченность, не вековечная жажда познания и не вековечная
тоска. Самое ценное, что было всегда в евреях и чего
становится все меньше в Израиле — это ощущение предела
дозволенного, чувство границы греха. Еврей всегда стремился
отдалиться от запретного, безнравственного, порочного,
старался блюсти чистоту своих дел и мыслей, святость
семьи, общины. «Ведь ты еврей!», «Мы же евреи!» — эти
слова всегда ставили на место заблудшего, движимого
искушением, объясняли больше, чем иная лекция о морали.
Тяжко видеть, как это бесценное достояние улетучивается,
хотя справедливости ради надо отметить, что еще очень
часто случается видеть силу Б-жественных заповедей,
продолжающих жить в душах многих из тех, чей рассудок
тщится отречься от них.
Страшно, когда слышишь, читаешь в газете об убийстве,
совершенном евреем, о проститутках-еврейках, об изнасиловании,
о сожительстве отцов с дочерьми, о случаях грабежа и
воровства, о забастовках, губящих стонущее под военным
бременем хозяйство. Однако все это можно отнести на
счет меньшинства, подонков общества, поэтому еще страшнее,
когда слышишь или наблюдаешь события, с первого взгляда
гораздо менее вопиющие. Так, например, в сентябре 1975
года на центральной автобусной станции Тель-Авива какой-то
подросток напал на мужчину, несшего портфель, в котором
находились восемнадцать тысяч лир банкнотами. Подростка
тут же задержали, но портфель раскрылся, и ветер разнес
банкноты. Когда их собрали, выяснилось, что десять тысяч
исчезли в карманах прохожих. Иными словами, многие десятки
случайных прохожих оказались ворами. Сто лет тому назад
в каком-нибудь местечке в черте оседлости такое не могло
бы произойти.
Бесконечно грустно делается на душе, когда студент,
один из тех, кто только что вернулся с Йом-Кипурской
войны, говорит: «Я читал в книжках об еврейском веселье,
о радости и красоте субботы, но хотя я родился в Израиле,
мне ни разу не довелось самому пережить это. Я не из
тех, кто ходит в ночные клубы, и все мои развлечения
— это телевизор в будни, а в субботу — снова телевизор».
Или наблюдения совсем иного рода. Когда в кинотеатрах
идут фильмы, где два часа целиком и в деталях изображаются
голые тела, половые отправления и изощренные извращения,
в зале яблоку негде упасть. Когда же шел фильм о Януше
Корчаке, максимальное количество проданных на сеанс
билетов составляло двадцать. Слезы бессильного отчаяния
начинают душить, когда слышишь, что по совету заморских
дидактиков-шизофреников в школах вводится курс полового
воспитания, где мальчикам и девочкам объясняют технику
полового акта и демонстрируют соответствующие кинофильмы,
или когда видишь, как четырнадцатилетняя девочка отправляется
на свидание и предварительно глотает противозачаточную
пилюлю, а родители относятся к этому снисходительно-понимающе,
и им вообще невдомек, что во всем этом можно найти что-либо
предосудительное. О Г-споди, на это смотреть даже страшнее,
чем на изуверства арабских убийц. Ведь от врагов нельзя
ждать хорошего. Когда же мы сами во имя торжества чуждых
и безумных теорий и в угоду собственной распущенности
калечим чистые и святые души наших детей, вырываем из
них с корнем еврейскую духовность, хранимые веками скромность
и целомудрие — это, вероятно, самая низкая, самая презренная
ступень, на которую нам волею Твоею суждено было пасть
за грехи наши...
|